Пока Калли делают рентген, доктор Келсинг стоит рядом со мной. Она обещает заглянуть к нам после того, как Калли вымоют и переведут в палату на ночь. Я благодарю ее и спрашиваю, стоит ли заставлять Калли говорить.
— Нет, вы сейчас посидите с ней. Побудьте просто мамой. Говорите с ней как всегда. Задавайте вопросы, но не ждите, что она ответит словами. Ей нужно время, чтобы успокоиться, почувствовать себя в безопасности. Ей будет легче, если вы будете рядом. А я скоро к вам зайду.
Молли начинает осторожно промывать многочисленные раны и порезы на ножках Калли. Ее ступни в грязи, пыли и запекшейся крови. Сначала толком ничего не разглядеть, но Молли осторожно промывает раны, и становится ясно, что Калли придется зашивать. Ее ножки заживут еще очень не скоро! Я стараюсь не ахнуть от ужаса, увидев глубокие порезы и ссадины на ступнях Калли и синевато-багровые рубцы, идущие крест-накрест по лодыжкам. Ноготь большого пальца содран напрочь. Калли сжимается и дрожит всем телом — то ли от холода, то ли от боли. Наверное, и от того, и от другого. Из ее глаз катятся слезы.
— Калли, все будет хорошо, — с трудом говорю я и встаю так, чтобы загородить собой Молли. Потом я беру ее ручки в свои и пытаюсь их отогреть.
— Калли, сейчас я промываю тебе ножки, чтобы ты не подхватила какую-нибудь противную инфекцию. Согласна, процедура не из приятных. Но ты уж потерпи, хорошо? — говорит Молли.
Калли храбро кивает, обнимает меня руками за шею и прижимается ко мне всем тельцем.
— Все хорошо, Калли, — шепчу я ей на ухо. — Держись. Я с тобой.
Калли выгибает спину, начинает лягаться и вырываться.
— Тише, тише, Калли! Пожалуйста, постарайся не дергаться. Да, да, сейчас пощиплет немножко. — Молли говорит ласково, несмотря на то что Калли только что заехала ей пяткой в подбородок. Молли мне нравится, и мне ее жалко, но вместе с тем я испытываю облегчение: значит, у Калли еще остались какие-то силенки.
В палату входит доктор Хигби, он улыбается Калли и хочет погладить ее по голове, но Калли тут же съеживается и прячет лицо у меня на груди. Доктор Хигби отступает.
— Все нормально, Калли. Наверное, на твоем месте я бы тоже не захотел, чтобы чужой человек гладил меня по голове, — весело говорит доктор Хигби. Он моет руки над маленькой раковиной в углу и надевает резиновые перчатки. — А теперь я дам тебе лекарство, которое поможет твоим ножкам заснуть.
Калли недоверчиво косится на доктора Хигби.
— Они, конечно, не захрапят… — При этих словах доктора уголки губ у Калли подергиваются в улыбке. — Но как будто немножко онемеют, — продолжает доктор Хигби. — Пройдет несколько минут, и ты перестанешь чувствовать боль. — По-моему, Калли постепенно успокаивается.
Пока доктор Хигби и Молли занимаются ножками Калли, я разговариваю с дочкой. Шепотом рассказываю ей любимые истории — и ее, и мои. Мы обе любим вспоминать ту ночь, когда она появилась на свет. Когда у меня начались схватки, разразилась страшная гроза.
— Согласись, гроза в октябре — редкое явление природы. Утро того дня выдалось сереньким, но теплым. Ты должна была появиться на свет только через три недели, но я почувствовала знакомые приступы боли, тянущие боли внизу живота и в пояснице. Совсем как раньше, с Беном, но во второй раз я уже более-менее знала, чего ожидать. Папа специально приехал домой с Аляски, он так ждал твоего появления на свет! Все бродил по дому, стараясь придумать себе дела. Тогда он смазал маслом все скрипучие петли и замки, заделал все щели на полу в ванной и очистил водостоки от листьев. Он все время спрашивал, как я себя чувствую, скоро ли родится ребенок. Я отвечала: нет, до родов еще далеко.
Наконец пришлось прогнать его, потому что он меня нервировал. Папа взял Бена, и они поехали в парк поиграть в футбол, а я поднялась в спальню и прилегла на кровать. Не прошло и десяти минут, как небо вспорола первая вспышка молнии и послышался оглушительный громовой раскат! Потом хлынул дождь — настоящий ливень! И тут у меня отошли воды, и я поняла, что ты скоро родишься.
Калли едва заметно улыбается. Она столько раз слышала эту историю! Ручки ее совсем обмякли, но в глазах по-прежнему тревога, как будто она готова, если нужно, спрыгнуть с операционного стола.
— Я не знала, что делать. Папа с Беном уехали на машине. Я ведь сказала, что мне в больницу еще не скоро… Дождь лил как из ведра — крупные капли громко барабанили по крыше. Ветер задувал так сильно, что дрожали стекла. И с каждым новым громовым раскатом у меня начинались схватки. Ты как будто говорила мне: «Внимание, я уже иду». Я позвонила врачу, и он велел ехать в больницу как можно скорее. Я покидала в школьный рюкзак Бена какую-то одежду и твое желтое одеяльце. В одеяльце я завернула новенький костюмчик, в котором собиралась забирать тебя из родильного отделения домой. Сначала я хотела попросить миссис Норленд отвезти меня, но потом пожалела ее. Кому захочется выбираться из дома в грозу? В общем, я решила ехать в больницу в папином грузовике. Кстати, ты родилась здесь, в этой самой больнице! И представь себе, я никак не могла найти ключи от грузовичка. Папа вечно куда-то их девал, никогда не вешал в одно и то же место. Искала я их минут двадцать. Знаешь, где они нашлись? В кармане джинсов, которые папа засунул в стиральную машину! Я схватила рюкзак и вышла на крыльцо. От сильного ветра сетчатая дверь слетела с петель. Помню, я тогда еще пожалела папу: он так старательно смазывал петли, чтобы они не скрипели, и вот пожалуйста…
Я надеялась, что папа и Бен скоро приедут домой. Кое-как вскарабкалась в кабину грузовичка — признаюсь тебе, это не самое легкое занятие для беременной, а уж для роженицы тем более, — как вдруг вспомнила, что не оставила папе с Беном записку. Поэтому я вылезла из грузовика, вернулась в дом, переваливаясь, как утка, и нацарапала им записку. В ней было всего одно слово: «Малыш!!!» крупными буквами. Потом я вышла под дождь и снова села в грузовик. Имей в виду, до того дня я водила машины с механической коробкой передач всего два раза, и оба раза со мной был папа, который мне помогал. Сама не знаю как, но я завела грузовичок и вырулила на шоссе. Дождь хлестал такой, что «дворники» не справлялись со струями; пришлось ползти еле-еле. Больше всего я боялась перевернуться в кювет. Я молилась про себя, чтобы какой-нибудь другой водитель не выскочил внезапно сзади и не врезался в меня, потому что я ползла как черепаха. К счастью, пока я не приехала в город, я не встретила ни одной машины. Каждые несколько минут, когда у меня начинались схватки, приходилось тормозить и прижиматься к обочине. И еще следить, чтобы мотор не заглох. В общем, самое главное для меня было добраться до больницы. Хотя тогда слышать меня могла только ты, я громко сказала: «Мой ребенок не появится на свет в этом старом ржавом грузовике!» Я медленно ползла вперед. Наконец я добралась до больницы и остановилась прямо перед входом в отделение скорой помощи. Потом выяснилось, что я не заперла грузовик, не выключила фары и оставила ключи в замке зажигания. Но тогда, как ты понимаешь, такие мелочи меня не волновали.