— Вы нашли Петру? Как она?
— Извините, миссис Кларк, но пока я не имею права ничего сообщать о Петре Грегори. Нам в самом деле очень нужно побеседовать с вашей дочерью. Она — главный свидетель…
Возвращается доктор Хигби:
— А, Майк, Расс! Добрый вечер. Чем я сегодня могу вам помочь?
— Мы как раз объясняли миссис Кларк, что нам нужно поговорить с Калли о сегодняшних событиях.
— Прежде чем пускать кого-то к девочке, мы должны убедиться в том, что ее состояние достаточно стабильное. Вы меня понимаете?
— Да, понимаем. Как по-вашему, скоро ли мы сможем с ней поговорить?
Мы с доктором Хигби переглядываемся, и я киваю, разрешая объяснить, что с Калли.
— Калли не очень-то разговорчива. Возможно, она не сумеет рассказать вам то, что вы хотите узнать. Мы пригласили к девочке нашего штатного психиатра. На нее нельзя давить…
Полицейские явно разочарованы, но они не дураки и потому не вступают в спор.
— Позвоните нам, пожалуйста, когда она будет готова к беседе. Дело очень важное. Миссис Кларк, после того, как вашего сына осмотрят, нам нужно будет побеседовать и с ним. И с вами тоже.
— Со мной? — удивляюсь я. — Зачем?
— У нас к вам несколько вопросов. Мы наконец нашли Роджера Хогана, с которым ваш муж договорился поехать на рыбалку. Нам почти ничего не удалось узнать у мистера Хогана, однако вашего мужа с ним не оказалось. Удачи, миссис Кларк! — говорит мне высокий. — Рад, что ваша девочка жива и невредима.
Я замираю на месте. В чем дело? Что значит — Грифа не оказалось с Роджером? Где же он тогда? Я не позволяю себе думать о том, что все это значит. Мы с доктором Хигби возвращаемся к Калли. Калли уже совсем проснулась и дрожит — в смотровой холодно.
— Да, Калли, здесь нежарко, — кивает доктор Хигби. — Скоро мы переведем тебя в другую палату. Там уютно, тепло и хорошо. А пока я расскажу тебе, чем мы займемся. Не возражаешь? Если у тебя появятся вопросы, спрашивай, не стесняйся.
В смотровую входит молодая медсестра в розовом сестринском костюме. Она весело улыбается.
— Здравствуй, Калли! Меня зовут Молли. Пока ты у нас гостишь, я буду твоей медсестрой. Все время буду рядом с тобой.
Калли поспешно оборачивается ко мне и хватает меня за руку.
— Не волнуйся, детка, мама тоже останется с тобой, — уверяет ее Молли.
Доктор Хигби хлопает меня по спине и направляется к выходу со словами:
— Иногда дамам легче договориться между собой. Скоро я к вам присоединюсь. — Он сочувственно улыбается и выходит.
Я наклоняюсь поцеловать дочку и впервые за вечер чувствую резкий запах мочи. Что же с ней сегодня случилось? У меня внутри все сжимается от нехорошего предчувствия…
— Итак, первым делом мы снимем с тебя испачканную ночную рубашку и наденем другую, красивую. — Молли осторожно снимает с Калли розовую ночнушку и кладет ее в целлофановый пакет.
Калли любит свою ночнушку — она часто расхаживает в ней даже днем. Наверное, ей нравится кружевная оборка. Иногда я незаметно подглядываю за дочкой. Когда Калли кажется, будто на нее никто не смотрит, она часто танцует, кружится в своей розовой ночнушке под музыку, которую слышит только она сама. Фигурка у нее грациозная, стройная — когда она танцует, она напоминает мне одуванчиковый пух, который мы ловим и отпускаем, загадав желание. Глядя, как она кружится на цыпочках, я всегда загадываю одно и то же желание: «Прошу тебя, Калли, поговори со мной!» Глядя, как медсестра переодевает дочку, я даю себе слово: когда все закончится, я куплю Калли самую красивую ночную рубашку на свете. Шелковистую, мягкую, струистую, как вода…
— А теперь, Калли, я устрою тебе экзамен. Ты знаешь, что такое экзамен? — спрашивает Молли. Калли едва заметно кивает. — Ну да, конечно, ты знаешь. Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?
Калли улыбается, качает головой и поднимает ладошку с растопыренными пальцами и вторую ладошку — с двумя.
— Как, всего семь? — удивляется Молли. — Ну надо же! На вид ты гораздо старше! — Калли снова улыбается. Молли мне сразу нравится. — Ну, Калли, я начну с макушки головы и дойду до самых мизинчиков на ногах. Я буду спрашивать, где у тебя болит. А ты отвечай: «Да» или «Нет», ладно?
Калли снова кивает.
— Ох, сдается мне, ты у нас будешь супер-пупер-пациенткой. Итак, начинаем с волос. Они у тебя болят?
Калли морщит нос и недоверчиво смотрит на Молли.
— Болят? — снова спрашивает медсестра.
Калли качает головой.
— Отлично! Это хорошая новость. Теперь голова. Голова болит? А шея? А затылок, а лоб и так далее?
Калли снова качает головой. Я вижу, что игра ей понравилась. К тому времени, как Молли добирается до мизинчиков на ее ногах, выясняется, что у Калли болят только живот и ноги.
Повернувшись ко мне, чтобы Калли не слышала, Молли тихо говорит, что должна взять у девочки кое-какие мазки и анализы. Едва я слышу слово «изнасилование», меня начинает трясти.
— Так надо? — ошеломленно спрашиваю я.
— Мы обязаны исключить подозрение на любые насильственные действия. Я постараюсь доставить ей как можно меньше неприятных ощущений при сборе улик… Отвлеките ее. — Молли натягивает резиновые перчатки.
Сначала она берет большую ватную палочку, просит Калли открыть рот и быстро берет у нее мазок со слизистых оболочек. Я отгоняю страшные мысли — одну хуже другой. Молли уверенно и аккуратно «собирает улики»: причесывает Калли и снимает с расчески несколько волосков, делает анализы и соскобы, в общем, работает с грязью и ужасом сегодняшнего дня. Смотри, говорю я себе. Видишь, что случилось из-за твоей беспечности? Смотри внимательно, вот что бывает, если не уделять дочке достаточного внимания! Целый день малышка провела в лесу. Она бежала, спасая свою жизнь от злобного маньяка… Догнал он ее или она оказалась проворнее? Только бы она оказалась проворнее… Я разглядываю дочкино смущенное личико — в ее глазах недоумение и обида. Калли, Калли, чем мне тебя утешить? Во время унизительного «сбора улик» мне не приходит в голову ни одного ласкового, ободряющего слова. Мы с ней обе молчим.