— У Джейкоба, кажется, все нормально, — отвечает миссис Макинтайр. — Хотя… у него сейчас переходный возраст, а с подростками общаться трудно. Вечно они где-то шляются, занимаются непонятно чем. Буду рада, когда начнется учебный год. По крайней мере, тогда я буду знать, где он.
От входа доносятся возбужденные голоса, шарканье ног. Я поворачиваюсь к окну. Что там происходит? Вижу, что двое резервистов ведут в участок высокого мужчину с растрепанными волосами и удивленным лицом.
— Извините, миссис Макинтайр, — говорю я, вставая. Мужчина, которого вводят в здание, очень высокий и худой. Он на голову выше остальных и при этом выглядит хрупким, как тонкий прутик. Волосы у него седые, похоже, он вот-вот заплачет. Мэри-Эллен Макинтайр с горечью смотрит на меня. Наверное, ей грустно еще и потому, что от нее все время отмахиваются и она вынуждена сама напоминать всем о своем горе. Я отвожу глаза от мужчины, сажусь и снова переключаюсь на Мэри-Эллен.
— Миссис Макинтайр, что привело вас в Уиллоу-Крик?
— Я слышала… — начинает она. — Услышала о том, что пропали девочки. Ну и подумала… может, я смогу чем-нибудь помочь.
Я тщательно подбираю слова, чтобы не обидеть ее:
— Вы считаете, что принимать участие в этом… происшествии сейчас — удачная мысль?
Миссис Макинтайр сглатывает подступивший к горлу ком:
— Я считаю, что сейчас должна быть здесь. Я точно знаю, что сейчас чувствуют… их родные. Я знаю, что им приходится переживать.
— Видите ли, пока нет доказательств, что исчезновение Калли и Петры имеет что-то общее с делом Дженны.
— Знаю, — отмахивается Мэри-Эллен Макинтайр. — Я приехала не требовать от вас отчета, не спрашивать, когда найдут убийцу Дженны. Насчет этого я могу справиться по телефону — и справляюсь, и буду справляться. Я… просто все время думаю об их несчастных матерях, которые сейчас места себе не находят. Хуже не придумаешь!
— Может, девочки просто где-то играют, — отвечаю я, хотя почти наверняка знаю, что это не так. — Они в любую минуту могут вернуться домой. И так может случиться, правда? Следствие только началось.
— Понимаю, — устало говорит миссис Макинтайр. — Пожалуйста, передайте им, что я здесь. Я готова помочь чем только можно. Могу посидеть с ними, могу раздавать на улицах листовки с фотографиями девочек, обзванивать знакомых… Передадите?
— Обязательно передам, — обещаю я. — Налить вам чего-нибудь попить? Может, кофе?
Мэри-Эллен Макинтайр качает головой:
— Я взяла с собой мобильник. У вас ведь есть мой номер?
— Да. Я вам перезвоню. В любом случае, миссис Макинтайр.
Она встает и впервые после того, что случилось с Дженной, протягивает мне руку. Я осторожно пожимаю ее, от всей души надеясь, что два дела никак не связаны между собой.
Калли с трудом поднималась по обрывистой узкой тропке, взбиралась вверх по острым камням, похожим на огромные ступеньки. Ее окровавленные ступни онемели от боли. Очень хотелось немножко пройтись по мягкой траве, но Калли понимала, что сходить с тропы нельзя. Стоит ей чуть-чуть отклониться от курса, и она безнадежно заблудится. Почему она вдруг решила снова подняться наверх? Она и сама не знала. Калли спускалась, как она думала, к речке, когда вдруг что-то услышала… Услышала тихий шорох, краем глаза заметила едва заметное шевеление и невольно остановилась. Внизу, сбоку от тропы, она увидела силуэт — неясную фигуру. Для зверя слишком высокий… наверное, человек. Высокий, просто огромный. А может, все дело в тенях, которые удлинились к вечеру? Грудь у нее сковало страхом. Выяснять, кто там, она не стала, а побежала назад той же дорогой, какой пришла. Вверх, вверх… Добравшись до развилки, она выбрала не ту тропку, что уводила вправо, туда, откуда она пришла, а левую, почти заросшую кустарником и высокой травой. Оглядываться назад она не смела, боясь того, кто у нее за спиной. Она спешила подняться повыше. Иногда, в самых обрывистых местах, приходилось подтягиваться на руках. Она обломала все ногти, под них забились земля и каменная крошка.
Калли решила, что почти добралась до вершины холма. Она раздвигала руками ветки, хлеставшие ее по лицу и оставлявшие тонкие, но глубокие рубцы. Спускались сумерки; если она не поторопится, придется ночевать в лесу! Ужас гнал Калли вперед. Она слышала только свое дыхание — затрудненное, частое. Только бы ее не заметил он, тот, кто сзади! Склон стал более пологим, девочка замедлила шаг, потом согнулась пополам, упершись ладошками в колени. Она пыталась отдышаться, набрать в легкие побольше прохладного воздуха. Дневная жара, наконец, начала спадать. Со лба лил пот, он жег ей глаза. Калли отбросила со лба спутанную челку. Отдышавшись, она прислушалась. До нее донеслись обычные вечерние лесные звуки. Кругом жужжали насекомые, щебетали птицы. По стволу дерева, деловито цокая коготками и тихо стрекоча, пробежал бурундук.
Калли посмотрела себе под ноги. Впереди, метрах в трех, что-то блеснуло в бурой листве. Серебристая искорка показалась ей странной. Не разгибаясь, Калли подошла к тому месту, где лежал блестящий предмет. Подцепила серебринку указательным пальцем, разгребла наваленные сверху гниющие листья и увидела звено тонкой цепочки. Она зажала звено между пальцами, осторожно дернула и вытянула всю цепочку, от нее отделился крошечный кулон в виде нотки и бесшумно упал в листву. Калли снова разгребла листья, положила кулончик на ладонь, сдула с него прилипшую землю и осторожно надела обратно на цепочку…
Потом сразу случилось много всего. Калли увидела и услышала такое, что сердце у нее в груди едва не остановилось от ужаса… Ей удалось удрать в густые заросли, где она затаилась. Петра, Петра, Петра! Калли сидела на корточках и беззвучно плакала, закрыв глаза, зажав уши и раскачиваясь из стороны в сторону. Она пробовала вспомнить что-нибудь хорошее — например, олененка, которого встретила раньше. Ей показалось, что это было сто лет назад. Она вспоминала лучистые глаза олененка и его мягкие, бархатные уши и раскачивалась, раскачивалась… Наконец она снова очутилась в одиночестве — и в полной тишине.